Московский архитектурный институт

(1970 – 1977)

Как мы учились

В наше время в МАРХИ основными факультетами считались: ЖОС (жилищно-общественное строительство), Градо (градостроительства) и Пром (промышленная архитектура). Из 10 групп первые пять относились к ЖОСу, следующие две – к Прому и последние три - к Градо. Это деление начиналось с первый дней обучения, хотя на первых двух курсах все учились на ФОПе (Факультете общей подготовки). Несмотря на все эти разделения, институт жил одной большой семьей. Мы общались не только со своим курсом, но и с другими курсами – старшими и младшими. Проектированием мы занимались 2 дня в неделю. Остальные дни были заполнены учебными предметами: творческие предметы - рисунок, живопись и скульптура, общие предметы - философия, история, математика, иностранные языки, спорт и большое количество инженерно-строительных предметов.

Инженерно-строительные предметы были перегружены излишне глубоким и подробным их изучением. Оправдывалось это наивной байкой, которую втирали нам преподы, основываясь на архаическом представлении о профессии архитектора. Дескать, архитектор работает с лживыми, нечестными, ленивыми и глупыми инженерами, которые норовят его обсчитать и обмануть. Чтобы этого не случилось, архитектор должен в совершенстве владеть всеми строительными специальностями и контролировать инженеров и строителей. В результате такого подхода на выходе получались полуинженеры-полуархитекторы. Были и закоренелые прагматики, которые считали, что архитектор обязан знать все для того, чтобы на голом месте из подручных средств и собственными руками мог построить дом. Но поскольку мы не живем в общинно-родовом строе, не ведем тотальное натуральное хозяйство и не готовимся подобно Робинзону Крузо стать пленниками необитаемого острова, то есть смысл правильно расставлять акценты и устранять путаницу в задачах и целях.

Основным продуктом деятельности современного архитектора является архитектурный проект. Не реальная постройка, а именно архитектурный проект будущей постройки. Проект должен отвечать не только функциональным и конструктивным требованиям, но и выражать дух времени, совершенство форм, адекватность человеку, гармонию стихий и идеал пространственной организации. Чтобы изготавливать качественный продукт, профессиональных знаний, умений и навыков недостаточно. У студента должен сформироваться особый склад ума, в котором причудливым образом сочетаются иррациональное и рациональное начала. Специальных предметов, направленных на развитие мировоззрения современного архитектора, познание законов зарождения замысла, идеи, образов, владение графическим языком и проектным мышлением в институте в наше время не было. Все это передавалось из рук в руки бессистемно в форме консультаций и обсуждений тех почеркушек, которые студенты приносили на занятия по проекту. Правда, постоянного внимания со стороны преподов удосуживались немногие. Основная масса студентов варилась, как говориться, в собственном соку.

Эффективность преподавания архитектурного проектирования измерялось количеством студентов на одного преподавателя. Чем меньше студентов у преподавателя, тем качественнее образование. Нормой считалось 8-10 студентов, поэтому группу из 30-35 человек вели 3-4 препода, которые должны были поделить между собой всех студентов. На деле же в каждой группе был один главный мэтр, остальные преподы ему ассистировали. Последнее слово было за мэтром. Он выбирал по своему разумению наиболее перспективных студентов и оказывал им внимание. Ассистенты ходили за ним по пятам. В итоге все преподы работали с 8-10 студентами, остальные студенты получали между делом полезные советы.

Я относился к остальной массе студентов и получил за все годы своего обучения только две консультации по существу. Одну консультацию от Кудряшова Константина Владимировича и другую - от Улласа Николая Николаевича, который не был моим преподавателем. Полезные советы за профессиональное системное обучение я не считаю. Так, например, от Петуниной Зои Васильевны я получил следующий полезный совет. При проектировании клуба в начале 3 курса Петунина, глядя на мое восточное лицо, посоветовала мне спроектировать клуб в виде юрты. Мне повезло только с одним преподавателем по архитектурному проектированию – Платоновым Юрием Павловичем, который создал в нашей группе творческую атмосферу и помогал нам реализовывать наши самые смелые проектные замыслы. Особая творческая атмосфера царила также в стенах МАРХИ, объединяла студентов всех курсов в один большой творческий коллектив, благодаря чему создавалась возможность творческого профессионального самообразования.

В годы нашей учебы в умах преподов была еще свежа классика («коровники в амурах, райклубы в рококо»), которую уже почти вытеснила хрущевская борьба с излишествами. Однако кумирами архитектуры у студентов нашего времени считались лидеры мировой архитектуры: Ле Корбюзье, Мис Ван дер Роэ, Вальтер Гропиус, Фрэнк Ллойд Райт, Луис Кан и другие. Их творчество факультетами института не признавалось. У гэбэшников, контролировавших МАРХИ, хранились изъятые со стен института плакаты и объявления, которые изготавливались студентами. Среди них было такое объявление. На метровом подрамнике крупными красными буквами были написаны модные имена мировых лидеров архитектуры. Все кидались к этому объявлению, чтобы прочесть мелкий шрифт внизу. А там было написано расписание групп, направляемых на овощную базу на добровольно-принудительные работы. Остроумное объявление изъяли, поскольку имена мировых архитектурных лидеров были нежелательны в стенах архитектурного института.

ЖОС в наше время был самым консервативным факультетом. Самым прогрессивным считался факультет Градостроительства. Такое различие создавали в своем большинстве составы преподавателей по проекту на этих факультетах. ЖОС высокомерно относился к Градо, считая градостроительное проектирование архитектурой второго сорта. На ЖОСе преподавала старая гвардия, которая держалась на смеси классических традиций и оголтелой строительной грамотности, основанной на СНИПах (Строительных нормах и правилах). Например, мой преподаватель Лисициан Мигран Вартанович, который слыл специалистом по многоквартирным жилым домам, носил в кармане гробики в разных масштабах. Он возил эти гробики по планам квартир, лестничных клеток и лифтов, и если гробики не проходили, план считался неприемлемым. Ничего плохого в этом не было, но эти гробики тянули на себя целиком понятие «грамотности» в архитектуре.

На Градо же в основном собрался состав из новых архитекторов с прогрессивным творческим мышлением во главе с Улласом Николаем Николаевичем. К своему сожалению я это понял на 4 курсе, когда у меня возник конфликт со всеми преподавателями ЖОСа, где я учился. По окончанию ФОПа после 2 курса студентам разрешалось выбрать любой факультет для дальнейшей учебы. Мне надо было подумать о более качественном образовании и перейти на Градо. Такой порыв у меня был, но видимо я тогда еще не созрел для того, чтобы правильно ориентироваться в происходящем и принимать правильные решения. Я жил больше эмоциями, чем умом. Скорее всего, на втором курсе я еще недостаточно въехал в суть того, чем я занимаюсь и во что втравила меня моя судьба. Мне казалось тогда, что объемная архитектура архитектурнее, чем «плоская» городская планировка.

Архитектура метафорически представляется в виде домика. Поэтому смотреть на архитектуру означает смотреть на фасад дома. Точно так же стоять на улице означает находиться не внутри архитектуры, а в ее окружении, т.е. в окружении фасадных сторон домов. Эта прямолинейная нестирающая метафора заслоняет истинное восприятие архитектуры как неизбежности человеческого существования в сотворенной пустоте. Испытание глубокого концептуального голометаморфоза далось мне нелегко. Здесь мы коснулись очень важной проблемы трансформации сознания, превращающей человека в архитектора, которую я изложу в разделе «Проектное мышление». Позже в середине 4 курса сама судьба заставила меня перейти на Градо с потерей одного года. То, что внутри меня требовало перемен, окончательно поменялось с переменой места.

На ФОПе все проектные и архитектурно-графические работы выполнялись на подрамниках 55х75 см. На подрамник натягивалась бумага и прикреплялась рейсшина, которая скользила по подрамнику строго параллельно. С третьего курса подрамники были размером метр на метр, для него покупалась рулонная ватманская бумага. Эти метровые подрамники мы таскали домой на руках, возили на общественном транспорте. Когда открылось метро «Кузнецкий мост» на студентов с подрамниками кидались контролеры, требуя оплатить крупноразмерный багаж. Студенты отбивались от контролеров, оспаривая их претензии. Контролеры быстро привыкли близкому присутствию архитектурного института и впоследствии стали воспринимать подрамники как исключение из правил. На третьем курсе проект выполнялся на одном метровом подрамнике, на следующих курсах на 4-8 подрамниках, приставленных друг к другу по два в высоту. На дипломном проекте количество подрамников доходило до полусотни и больше.

Объем проектных и графических работ был запредельный. Перед сдачей проекта назначались сплошняки – дни сплошного проектирования, приходили помогать студенты с других курсов. Помощников называли рабами, а саму помощь рабством. Рабство было стихийно сложившейся традицией. Когда какой-нибудь курс сдавал проект, все остальные курсы ему рабствовали. Институт вымирал, на лекциях сидело по несколько человек. Деканаты безуспешно пытались бороться с рабством - виновником плохой посещаемости занятий, не понимая, что рабство было своеобразным обменом опытом в реальной практике между студентами разных курсов, организационной пробой автора, важнейшей школой проектирования и коллективного творческого труда.

Продолжение следует ...

Тимофеич